Живопись, которая дышит, как скульптура
Category
ХудожникиКогда-то, в эру Ренессанса, кисти и резцы скрещивались, как шпаги, в споре за первенство: кто важнее — живописец или скульптор? Михал Лукашевич делает этот древний спор изящно бессмысленным: он не выбирает сторону, он становится обоими сразу.
Его портреты не изображаются — они возникают. Не писаны, а призваны. Слои краски наплывают, стираются, смываются, снова проявляются — каждое лицо проступает из холста, как привидение, вызванное акрилом и светом. Фигуры, зависшие где-то между плотью и воздухом, между “уже” и “ещё нет”.
Перед тем как взяться за кисть, Лукашевич лепит голову из глины. Не чтобы скопировать её, а чтобы почувствовать объём, уловить поведение света. Под лампой в мастерской эта форма становится немым оракулом теней — и эти тени потом переселяются на холст.
Оттого его портреты — не столько изображения людей, сколько образы восприятия. Лики незнакомцев, в которых зритель вдруг узнаёт собственные воспоминания.
Лукашевич пишет не сходство, а состояние.
Он заменяет идентичность атмосферой. Настроение важнее формы. Там, где другие кричат эффектами, он шепчет тишиной. Вот — пепельная неподвижность, настороженная, как воздух перед грозой. А вот — вспышка фуксии или ядовито-зелёного, как резкий шёпот в музее.
No Comments