Интервью с художницей Акролестой

«Мои картины — это мои таблетки счастья».
Акролеста

В 2019 году Акролеста анонсировала на своем сайте арт-проект «Я с Земли», цель которого объединить культуры и людей планеты. Акролеста считает, что язык, на котором люди говорят и пишут, олицетворяет их культуру, а лицо человека символизирует нацию, племя или народ, который создал эту культуру.
Акролеста приглашает всех принять участие в этом проекте, прислав свои портреты с табличкой «Я с Земли», написанной на том языке, на котором они говорят или говорили их предки.

Мы решили, что после предыдущего интервью у нас осталось еще довольно много вопросов к художнику, поэтому снова встретились с Акролестой, поговорили об искусстве… и не только.

Above Art:
Художники часто говорят о свободе творчества. Какой смысл в это понятие вкладываете Вы?

Акролеста:
Возможность воплотить задуманное. Это в первую очередь.
Вот только для того, чтобы задуманное было достойно, нужна еще свобода выбора, свобода от рамок и ограничений, внутренняя свобода от шаблонов и мифического общественного мнения, нетерпимого к иному.
Дело в том, что свобода прямо пропорциональна толерантности. Не бывает свободы с нетерпимостью к иному. Человек, считающий кого-либо недочеловеком, неполноценным — не свободен. Это позиция раба.
У каждого раба «иные» — разные. У кого-то ботаники-отличники, у кого-то африканцы, у кого-то геи и лесбиянки, у кого-то американцы или русские, москвичи или провинциалы, тутси или уйгуры, евреи или армяне, мусульмане или христиане, атеисты или интеллигенты. Этот список бесконечен. «Иной» найдется всегда. Даже среди «своих». Промелькнет у кого-то «иная» мысль, слово и вот уже «а-ту его», «на костер», «мочить», «повесить на осине», «и не писай в мой горшок»…
Раб всегда нуждается во враге, в «ином», на которого можно списать все свои неудачи, глупость, ошибки, бездарность или бесталанность. Рабу всегда нужен виноватый, нужен кто-то для выплеска агрессии, для ненависти. Глухой, кухонной или явной, но всегда, в результате, кровавой.
Дело в том, что рабом быть проще. Рабу не нужно быть терпимым, совершать выбор, думать, принимать решение, нести ответственность.
Только раб не имеет никакого отношения к свободе.
Свобода пугает рабов.
Свободным быть трудно.
«Но оно того стоит, если не сдрейфишь…», — как говорил агент К в «Людях в черном». Потому что мрак исчезает там, где зажигают свет.

Акролеста. «Свобода»

Above Art:
Еще одни распространенный в художественной среде термин — концептуализм. Что он означает для Вас и как понять концептуальное искусство?

Акролеста:
Понять концептуализм довольно просто. Если Вам удастся увидеть то, что самое главное на фреске Микеланджело — это расстояние от пальца бога до руки Адама, то Вы поймете концептуализм. Это не сложнее, чем дзен, чем звук хлопка одной ладони.

Above Art:
И Вам это удалось?

Акролеста:
Я в процессе.

AboveArt:
В чем Вы видите предназначение профессии художника в наше время?

Акролеста:
Изменить мир. Сделать его добрее, свободнее, терпимее. А бывают другие цели?

Above Art:
Большая цель. Достижима ли она?

Акролеста:
Иногда важно не столько достижение цели, сколько путь, пройденный по направлению к ней.
Каждый человек постоянно, каждый день, своим действием или бездействием, сознательно или бессознательно изменяет мир в сторону добра или в сторону зла. Я предпочитаю делать это сознательно и в сторону добра.

Above Art:
Напоминает Нео из «Матрицы»

Акролеста:
Совершенно верно. Каждый человек, который совершает сознательный выбор, избирает его, становится избранным. Кто-то выбирает лечить, кто-то учить, кто-то творить… Избранность не вовне. Она внутри. Только сам человек может решить — избранный ли он для какого-то пути или нет. Выбрать, решить, поверить в себя… и стать избранным.

Акролеста. «Сияние»

Above Art:
Как бы Вы охарактеризовали современное искусство?

Акролеста:
Мне кажется этот вопрос бессмысленным.
Искусство — это о вечном. О вневременном.
Художник, говорящий о вечном, подобен и современен Микеланджело, Дали, Рублеву, Фидию… Не важно, в каком веке он живет.
Но художник использует тот язык, который соответствует его времени. Поэтому художники 21-го века говорят не на латыни, не на древнегреческом. Используют современные обороты, краски, слова, образы, кисти…
Художник 21-го века современен сегодняшним вопросам, проблемам и вызовам… И в то же время, это все те же вечные вопросы добра, уважения, человечности, эмпатии, честности.
Современное искусство в целом, которое не стоит путать с китчем и декоративными поделками, занимается осмыслением фундаментальных законов существования человечества, фундаментальной сути человека, тем, что делает человека человеком, в отличие от таракана, которому интересна лишь колбаса. Но и Рублев занимался тем же… и Босх… и художники каменного века.
Выскажу крамольную мысль, что в Давиде Микеланджело — бездна мастерства, но минимум смысла, в то время как в палеолитической Венере или реди-мейдах палеолита, в виде черепов предков или тотемных животных, как и в скульптурах Вадима Сидура, например, может не так много мастерства, но зато бездна смысла.
И это все вне времени…

Акролеста. «Угроза»

Above Art:
Какие темы в искусстве являются для Вас запретными?

Акролеста:
Полагаю, что таковых нет.
Допускаю, что есть что-то, что мне не интересно. Или не интересно уже. Или не интересно сейчас. Но в любом случае сначала нужно «озвучить тему». А уж потом я ответственно совершу свободный и осознанный выбор.

AboveArt:
Кто из современных художников является для Вас «нерукопожатным»?

Акролеста:
Из художников, пожалуй, никто. Все «рукопожатны». Но не все люди, умеющие рисовать или именующие себя художниками, на самом деле являются таковыми.

Above Art:
Результаты творчества художников рано или поздно оказываются на рынке, в продаже. Иногда это происходит после выставок, иногда до. Иногда из галерей, иногда из мастерской. Иногда происходят многократные продажи и перепродажи на аукционах. Как на Ваш взгляд соотносятся слова «коммерческое» и «искусство», картина и товар?

Акролеста:
Было бы разумно уточнить эти термины.
Если речь идет о массовом «искусстве» — открытках, коробках конфет, постерах из супермаркета и т.д., то это скорее декоративное ремесленничество. В этом нет ничего плохого. Прекрасно, когда в магазинах продают красивые вещи. Но это не искусство.

Акролеста. «Апогей китча. Банка»

Если речь о Кунце, Мураками или Херсте, то греха в китче (а это, конечно, китч) никакого нет. Есть люди, которые покупают яхты и мазерати ради понтов. И всегда были. Раньше — короли. Теперь руководители хэдж-фондов и нефтяных компаний. Но это тоже не искусство. Это просто игрушки для богатых и повзрослевших детей. Ничего плохого в этих дорогих игрушках или фантиках нет. Как и в дешевых. Каждой игрушке — своя рыночная ниша.

Акролеста. «Аукцион современного искусства»

Сейчас прослеживается тенденция подмены художественной ценности аукционным ценником. Но стоимость работ Хёрста или Кунца отражает вовсе не художественность их работ или талант художника. Они отражают сиюминутную моду и реакцию на нее посредственного вкуса покупателей, которым все равно, чем хвастать — яхтой, виллой или акулой в формалине. А стоимость — это лишь результат успешного применения рекламных и маркетинговых технологий. Как в супермаркете. Но никому не приходит в голову называть сувениры из турпоездок и безделушки из супермаркета предметами искусства. Они называются китчем. Иногда за китч предлагают заплатить много. В результате, Сотби или Кристи оказываются не более чем супермаркетами для богатых.
По сути, скульптуры Мураками или Кунца — это фрагменты интерьера  провинциальной усадьбы. Нового в искусство они приносят меньше, чем автодизайнер с концептом БМВ.
В акулах и коровах Херста тоже нет ничего нового. Подобные объекты можно увидеть в любом зоологическом музее уже лет двести. Новшество тут только в размере. Но это не про искусство, а про книгу рекордов Гиннеса. Однако никому не приходит в голову приравнивать рекорды из этой книги, исчисляемые в съеденных гамбургерах или выпитом пиве, к искусству.
В скульптуре Майкла Джексона, сделанной Кунцем искусства ровно столько, сколько в позолоченных статуэтках 19-го века, украшающих помещичьи камины. Это банальный «ширпотреб». Только дорогой.
Современная стоимость произведения искусства никак не коррелирует с его художественной ценностью. Это лишь договор между покупателем и продавцом. К художественности это отношения не имеет.

Акролеста. «Пацифик. Что случилось с этим миром!?»

Современные «критерии» качества и художественности вообще забавны.
Вместо анализа произведения, критики, покупатели и даже музеи анализируют список выставок, наличие картин в коллекциях, стоимость полотен на аукционах.
Какое отношение это имеет к самому творению? Никакого.
Молодой начинающий гений не имеет ни персональных выставок, ни музеев, ни продаж. В результате его договор с покупателем заключается на унизительных для творца условиях.
Когда-то Гоген пытался продать холсты Писарро своим знакомым с биржи за 150-300 франков. И это тоже не про художественность, а про договор и рынок.
Множество картин, наполняющих сейчас музеи и бьющих рекорды на аукционах, картин, которыми сейчас восторгаются критики, в свое время этими же критиками, или подобными им, были нещадно обруганы.
И это происходит не только с ретроградами, но и с вполне прогрессивными искусствоведами.
Так поняв новаторство прерафаэлитов, Джон Рескин не смог понять новаторства Джеймса Уистлера в картине “Ноктюрн в черном и золотом: падающая ракета”, хотя уже через 20 лет подобная абстрактная живопись стала классикой.
Художник всегда опережает свое время, если отходит от рисования придворных портретов и натюрмортов для супермаркетов. Отходит от буфетного искусства.
А искусствоведы и критики, в большинстве случаев, отстают в понимании нового. Впрочем, как и многие зрители.
Поэтому наибольшие гонорары и славу при жизни получают не новаторы, не гении, а посредственности, уловившие тренд времени и пожелания толпы зрителей и критиков.
Но к творчеству, к искусству, к будущему это отношения не имеет. Это банальный маркетинг, которому учат в бизнес-школах.

Акролеста. «Пьеро Манзони передает Энди Уорхолу послание от Йозефа Бойса»

В то же самое время нет никакого противоречия между художником, творчеством и рынком.
Торговец тоже творит. Творит сделку. Это является его целью и произведением.
Художники испокон веков творили ради такой же сделки. С королем, с церковью, позже с купцом или фабрикантом.
В 19-м веке ряды покупателей расширились до биржевых брокеров, юристов и других представителей среднего класса.
В 20-м веке круг покупателей того, что может быть позже признано искусством расширился еще больше.
Вполне возможно, что акула Хёрста или заяц Кунца в результате окажутся в музее арт-недоразумений или украсят собой вестибюль казино в Лас-Вегасе, мегамол на окраине Нью-Йорка и т.д.
А работы Бэнкси будут находиться в постоянной экспозиции Метрополитен, Лувра или Прадо.
Нельзя знать этого заранее. Произведение превращается в товар в момент продажи, но в мастерской художника и в зале музея оно не товар, ибо музей в страшном сне видит продажу или потерю (что одно и тоже в понимании музея) и страхует работы на большие суммы. Ни музей, ни страховая не рассматривают произведение как товар. Скорее это больше похоже на страхование жизни. Никто не заинтересован в наступлении страхового случая.
Товар, например, в случае с Уорхолом, Хёрстом или Кунцем может прикидываться искусством, как прикидывается им хрусталь или гжель в кухонном серванте. Как прикидывается им трон с львиными лапами. Однако хрусталь — это лишь стакан, трон — кресло, а гжель — безделушка.
И для каждой категории покупателей рынок выпускает свои безделушки. И точно так же как акула Хёрста существует сейчас лишь в нескольких экземплярах, некоторые яхты, виллы или лимузины уникальны и штучны. Просто есть товары, которые продаются в супермаркетах для богатых. Острова, замки, акулы и зайчики.
Яхту тоже надо сотворить. Или замок. Но отличает их от искусства не стоимость или размер. Отличие в том, что товар утилитарен. Его задача удовлетворить примитивные потребности, в т.ч. вожделение.
Искусство же вообще не ставит себе задачу удовлетворить. Босх явно не стремился никого удовлетворить. Босх — не буфетное искусство.
Скорее цель искусства вызвать у зрителя неудовлетворение, вопрос. И через это побудить сделать шаг, задуматься, сойти с шаблона.

Акролеста. «Пустой разговор»

Две эти ипостаси отличаются друг от друга как вопрос и ответ. Искусство — вопрос. Товар — ответ.
Любое искусство может стать товаром, но не каждый товар — это искусство.
Искусство не для украшения буфета и будуара. Оно для украшения души.
Если же говорить о торговле настоящим искусством, то прекрасно, что есть люди, которые берут на себя труд объяснять и продавать, что есть люди, готовые рисковать, покупать, коллекционировать. Эти люди создают будущее. Как когда-то это делали Дюран-Рюэль, Третьяков или Гертруда Стайн.

Above Art:
Ловлю Вас на слове. Допустим, Вы познакомились на званом обеде с неким меценатом. Может быть даже похожим внешне на Гертруду Стайн или Третьякова. Чем бы Вы смогли заинтересовать его в своем творчестве?

Акролеста:
Довольно трудно представить меня на подобном мероприятии. Но если меценат готов изменить мир к лучшему, то мы сговоримся. И вряд ли для этого потребуется обед.

Above Art:
Таким образом, Вы считаете, что художник может принимать помощь спонсора или мецената? Или есть какие-то ограничения?

Акролеста:
Любой человек имеет право принимать от других людей любую помощь. Это один из столпов цивилизации. Нужно только быть разборчивым, ибо не все деньги не пахнут.
Но если с обонянием проблем нет, то любая помощь существенно облегчает художнику жизнь. Да и любому другому человеку.

Above Art:
Если вернуться к арт-рынку, то сотрудничество с дилерами, галереями, на ваш взгляд — это плюс или минус?

Акролеста:
Плюс, конечно. Галерея (или дилер) берет на себя часть забот по продаже работ. Это прекрасно! Это тоже помощь. Художник, в конце концов, будь он ремесленник или гений, живет на средства от продажи работ. В идеале, конечно.
В противном случае ему приходиться выкраивать время на творчество, разрываясь между работой, которая кормит, и призванием, которое не кормит.

Above Art:
Тогда логично будет спросить, какие программы нужно создавать или развивать для помощи художникам?

Акролеста:
Безусловный базовый доход. Это достаточное условие. Остальное приложится, остальное можно надстраивать, но прежде всего необходим безусловный базовый доход.
Художник — это стартап. Впрочем, как и любой человек, который хочет создать что-то свое, новое, который вкладывается временем и силами, т.е. частичкой жизни, в идею.
Чтобы задуманное творцом получилось, в первую очередь он должен выжить, т.е. не замерзнуть в подворотне и не умереть от голода. Поэтому каждому нужен безусловный базовый доход. Это вопрос гуманности, как антитезы черствости.

Above Art:
Насколько в этом случае влияет профессиональное образование, его возможность или его отсутствие, на современного художника.

Акролеста:
Такое же, как и в деятельности несовременных, по Вашей классификации. Гоген был моряком и биржевым брокером, Руссо — таможенником, Кандинский — юристом, Пиросмани — пастухом. Диплом не делает писателя писателем, а художника художником. Обучение дает мастерство и возможность создавать добротные ремесленные работы. И кормиться с этого. Но это не про искусство. Это про ремесло, позволяющее выжить.
А для создания нового, специальное образование может даже повредить, так как выставляет рамки, которые профессионалу трудно и страшно перешагнуть. А у непрофессионала этих рамок нет. Правда часто нет и такого мастерства, как у профессионала. Но мастерство — дело наживное — появляется с опытом. Профессионалу свернуть с проторенной дорожки подчас труднее, чем самоучке. На это требуется смелость, иногда даже нахальство, как у Дюшана, Манзони или Пикабиа.

Акролеста. «Девушки Поля Гогена в садах Анри Руссо»

Above Art:
Тогда возможно нужны какие-то иные образовательные программы или проекты для развития искусства?

Акролеста:
Очень большой вопрос. Если кратко, то все нужно выстроить заново, потому что сегодняшняя система образования пребывает в состоянии 19-го века и никак не соответствуют 21-му веку. Это касается абсолютно всего, начиная от детского сада и школы, и заканчивая университетами.

Above Art:
Кто из современных художников является для Вас авторитетом?

Акролеста:
Как говорится, вспомни Херста — он и появится.
Вопрос требует уточнения. Современные — это по какой классификации? Начиная с Дюшана и Дали, Малевича и Шагала, Манзони и Пикабиа, Магритта и Рабина, Соостера и Сидура, Джакомото и Кандинского? Или это про ныне живущих — Балдессари, Бэнкси, Йоко Оно, Марину Абрамович, ЛеВитта, Оппенгейма, Булатова, Гутова?
Наверно… это в той же мере вопросы, в какой и ответы…
В любом случае, «авторитетом» является творчество, и даже не все в целом, а отдельные работы.
Истинные авторитеты, люди, к мнению которых я прислушиваюсь, с кем советуюсь, читая их тексты, находятся в иной сфере. Это, например, Айн Рэнд, Илон Маск, Хоккинг, Андрей Зубов, Петрановская, Милтон Фридман, фон Хайек… Они хоть и не художники, но тоже творцы, изменившие или изменяющие мир. По меньшей мере — мой мир.
А из художников на мир сейчас наибольшее влияние сознательно оказывает, конечно, Бэнкси. Ну и я тоже. Правда, Бэнкси пока более известен.

Акролеста. «Жизнь на Земле»